Полведра студёной крови[СИ] - Артем Мичурин

— А кто?

— Конь в пальто. Откуда мне знать?

— Это менквы, — выдохнула Урнэ чуть слышно.

— Что ещё за…?

— Лесные жители. Злые. Убьют нас, если найдут. Съедят нас.

Конкуренты? Это плохо.

Одна из товарок Урнэ вздрогнула, и что-то быстро залепетала на своём, пытаясь выбраться из круга, несмотря на краткие, но весьма экспрессивные отговоры.

— А ну назад! — схватил её Ткач за воротник. — Сиди тихо!

Однако сей жест оказался недостаточно убедителен, и истеричная барышня, оставив Ткачу на память следы своих зубов между большим и указательным пальцами, бросилась наутёк.

— Сучка!

— Нет, — остановил я Урнэ, попытавшуюся кинутся следом, чтобы вернуть беглянку. — Забудь про неё. Красавчик, ко мне.

Лохматая скотина, отнюдь не горящая желанием познакомиться с нашими новыми соседями поближе, с готовностью заняла вакантное место в круге.

— Всем молчать, — я снова поднялся на ноги, пытаясь определить местоположение загадочных визитёров.

На сей раз вой ветра нарушался только неуклюжими шагами по скрипящему снегу. Беглянка сумела уйти метров на двадцать, но её всё ещё было видно за белёсой пеленой. Я стоял и смотрел, как тёмное пятно с размытыми вьюгой очертаниями бредёт во мглу. Всё дальше и дальше. Тридцать метров. Сорок… Мгла уже поглотила её, когда раздался вопль. Дикий, пронзительный. Так кричат не от боли, не от бессилия. Так кричат от ужаса, к которому готовились, но и представить себе не могли всей его полноты. А через секунду вопль резко оборвался, будто его отрубили от частоты вещания, и эфир снова наполнил лишь вой вьюги. Ожидание результатов не принесло.

— Они уходят, кто бы это ни был, — прошептал я, опустившись в кружок, дрожащий больше от страха, чем от холода. — Урнэ, скажи им. Успокой. Ясно?

Та кивнула и, пролепетав что-то ободряющее своим нервно заулыбавшимся товаркам, обратилась ко мне:

— Менквы вернуться. Это их земля. Будет охота.

— Что ж… Тогда попроси своих богов об удачной охоте.

Глава 18

Вьюга унялась только под утро, превратив нашу дружную компанию в большой рыхлый сугроб. Поспать удалось от силы часа два. Из-под снега я выбрался в чертовски плохом настроении и сразу организовал поисковую операцию, чтобы испортить его и остальным. Ведь известно — порча чужого настроения, как ни что другое помогает поднять собственное.

— Урнэ, — подозвал я свою верную, со вчерашнего дня, помощницу. — Скажи своим, чтобы развели огонь и от него не отлучались. Со мной пойдёшь.

— Куда это? — осведомился Ткач, раздирая смёрзшуюся бороду.

— И ты тоже. Хочу выяснить, что за хрень паслась тут ночью.

— А разве мы это не выяснили? — развёл он руками.

— Лесные жители?

— Да-да, — быстро закивала Урнэ. — Это они. Менк…

— Стоп, — поднял я указательный палец. — Расставим точки над "и". Мне не пять лет. Но и в пять лет я не верил сказкам. Я сто раз слышал, что восточнее Соликамска никто не живёт, и вот этому я верю, потому что с качеством жизни здесь хуёво. А раз так, я хочу получить вменяемое объяснение произошедшего.

— И каково оно по-твоему? — сплюнул Ткач.

— Волки, например.

— Общающиеся свистом?

— Да. Такие вот необычные волки. Ты что, мало необычного встречал в разной глуши?

— Я тебя хотел о том же спросить.

— А ты, стало быть, веришь?

— Верю. И в богов ихних верю, — кивнул Ткач на Урнэ, — и в Золотую Бабу, и особенно верю в то, что нам надо валить отсюда, пока ещё можем.

— Всё, хватит этого соплежуйства! Ты задрал уже! Ноешь как девка! Ты девка, а?! — схватил я Ткача за яйца, приставив кинжал к горлу, отчего Алексей слегка опешил и поднял руки. — Тогда иди к костерку! Перетри там с подружками, как всё хуёво! Как мы скоро все сдохнем! Только мне больше мозги этим не еби!!! — я отпихнул охуевшего Ткача и зашагал в направлении, куда отчалила ночью плоскомордая дура. — Красавчик, Урнэ, за мной!

Вьюга почти замела следы, оставив лишь едва заметное углубление на ровной снежной целине. Мы прошли вдоль него около сотни метров, пока запорошенная борозда не прервалась, пересечённая другой — значительно более широкой и глубокой.

— Менквы большие, — пояснила узкоглазая всезнайка, видя задумчивое выражение на моём лице.

— Заткнись, — я присел и осторожно смахнул мягкий ещё снег с пересекающихся следов.

Под невесомым белоснежным покровом обнаружились алые комки и шерсть — толи с одежды потерпевшей, толи со шкуры нападавшего. Больше ничего. Ни тела, ни его частей. Следы от места убоя вели в лес.

— Волки так не делают, — не унималась Урнэ. — Волки в клочья рвут.

— Она права, — подоспел отошедший от потрясения Ткач. — Не зверь поработал. Крови мало совсем. Одним ударом убили.

— А шерсть? — указал я на редкий ворс в снегу. — Она чья? С менквов ваших? Красавчик, ну-ка нюхни.

Тот нехотя подошёл, склонился над бурыми волосами и отпрянул, трусливо съёжившись.

— Вот как? — усмехнулся я, радуясь, пусть и косвенному, но подтверждению моей гипотезы о животном происхождении источника опасности.

— Что это значит? — нахмурился Ткач.

— Красавчик боится только одного существа на этой планете — медведя.

— Чушь. Будь то медведь, мы бы не капли крови нашли, а красную яму в снегу да кишки по всей округе размотанные. И свист медведем не объяснишь.

— На счёт свиста я и ослышаться мог. Наверное, ветер в дупле каком-нибудь гулял, а мне почудилось. Да, я тоже могу ошибаться. И с чего ты взял, что медведь не сломал девахе шею и не уволок её тушку в лес, чтоб употребить без спешки? Ты что — твою мать — специалист по медведям?

— Смотрите! — вскрикнула Урнэ, протягивая для всеобщего обозрения лежащий на ладони шарообразный камень.

— Хм, — взял его Ткач. — Тут кровь. Похоже, именно этим камушком наш мишка и прихлопнул бабёнку. Да, чудные дела твои, Господи.

На камне действительно были следы крови. Да и сам камень сильно напоминал ядро, тщательно обработанное для использования в неведомом метательном орудии.

— Праща? — высказал я предположение, усомнившись в верности ранее озвученной мною гипотезы.

— Даже не знаю, — издевательски протянул Ткач, осматривая находку. — Может статься, этот камень образовался в медвежьих почках и был насилу выссан, что, в свою очередь, объясняет наличие крови на нём. Годится версия?

— Да, забавная. Продолжай.

— Ну, исходя из вышеизложенного, нам бы следовало привязать одну ездовую к дереву. А когда медведь вернётся, чтобы снова поссать перед ней почечными камнями, как он это любит, пристрелим его. И никакого больше беспокойства.

— Молодец. Так и сделаем.

— Что?!

— Только привязывать не будем. Слишком очевидно. К ночи устроим засидку на дереве и выпустим одну бабёнку попастись рядышком. Тогда и узнаем, что тут за зверь.

— А куда остальных денем?

— Кого?

— Баб. Их же четверо. Сами на дерево залезем. А их что, в снег зарыть?

— Да, незадача, — глянул я на бледную, раскрывшую в беззвучном вопросе рот Урнэ. — Придётся вас всех к делу приобщать.

— Нет, — выдавила она, наконец. — Нет-нет-нет, пожалуйста.

— Ну-ну, спокойно. Вы же будете под надёжным прикрытием.

— Они убьют нас, — кинулась Урнэ мне в ноги, заливаясь слезами. — Всех убьют!

— Не обсуждается. Встань и утрись. Напугаешь своих товарок — шансов выжить у вас станет совсем мало. А так — они весьма недурны. Шансы, разумеется. Всё, сворачиваем лагерь. Пора выдвигаться навстречу новому дню, чтоб его…

С помощью моего ножа и кожаных шнурков наши плоскорылые подруги довольно споро соорудили волокуши из жердей и прутьев, погрузили на них уцелевшие пожитки, после чего вся честная компания позавтракала и двинулась на восток.

Не смотря на потерю большей части груза, наша скорость заметно понизилась. Волокуши — не сани, да и тянуть их могут только двое, хотя и посменно. Перспектива лишиться ездовых и тащить всю эту тряхомудию самостоятельно мне совершенно не нравилась, и я даже начал подумывать — а не заменить ли наших четырёх живцов Красавчиком. Но потом вспомнил, что баб в лесу один чёрт не спрячешь, и смирился. К тому же, Красавчика, если что, можно запрячь. Да и жалко его, на приманку-то. Как-никак давно с ним знакомы, нечета Урнэ, хоть та и посимпатичней.

Дневной переход завершился без эксцессов. Шли, в основном, по лесу, который теперь редко сменялся прогалинами. К вечеру наши северные красавицы умаялись так, что от утреннего беспокойства не осталось и следа. Вполне допускаю, что они приняли бы смерть как избавление. Но сохранить такой продуктивный настрой до ночи не удалось. Пока мы с Ткачём сооружали засидку, наш не соображающий от усталости гарем успел отдохнуть и занять свои головы деструктивными мыслями о скорой, неминуемой и совсем уже не желательной смерти. Это вылилось в нытьё, слёзы и робкие попытки бегства. Так что пришлось позволить Красавчику слегка пожевать одну из смутьянок, другим в назидание.